Работа Елены посвящена детям с проблемами в интеллектуальном развитии, воспитанникам Колычевского коррекционного интерната Московской области. Лечение в психиатрическом стационаре – частый метод работы с такими детьми. Четыре года назад Елена побывала в одном из таких заведений. Елене Погребижской мы позвонили перед премьерой фильма. Сначала говорим о Вологде: здесь в начале 90-х на одном из местных телеканалов были первые опыты Елены в тележурналистике. Сейчас связь с бывшими коллегами поддерживается, но лишь с помощью переписки в социальных сетях. На вопрос о возможности непосредственного живого общения отвечает так: «Я вообще со всеми человек не очень лёгкий в общении». Музыкой сейчас не занимается, потому что снимает фильмы. Тележурналистикой тоже: «Телеканалы предлагают снимать то, что хотят они. Я снимаю то, что хочу снимать я». Кстати, по оценкам самой Елены Погребижской, новый фильм неформатный для российского ТВ, но, возможно, им заинтересуются отдельные телеканалы.
О фильме
Елена рассказала еженедельнику «МК», как она в первый раз попала в интернат: «Это было 4 года назад. У меня была трудная личная ситуация. Подруга пригласила поехать волонтёрами в коррекционный интернат – пообщаться с детьми, отвлечься, спеть для них. Кстати, всё началось с пения. Сели в кружок, спели и всё: никто этого не запомнил. Это были обычные дети. Правда, немного ожидающие, что им что-то подарят, или они попросят – и в следующий раз подарят. Хотя они были нам рады. Жизнь в интернате очень замкнутая, день проходит по расписанию. Как живут люди за оградой: всё для них очень смутно. А приезд волонтёров – реальная радость от кучи доброжелательных людей. В течение нескольких лет мы ездили туда, и мне стало понятно, что там что-то не всё в порядке. Много было парадоксального».
Дальнейшую историю фильма рассказывает Елена на своей страничке в Живом журнале:
Постепенно мне становилось понятно, что многое в интернате не то, чем кажется. Время от времени дети из интерната куда-то пропадали и на вопросы: «А где Лёха? Где Настя? Где Сашка?» - ответы были какие-то мутные. И выяснилось, что детей в наказание отправляют в психушки, где их кормят тяжёлыми препаратами, и они больше не досаждают взрослым. Ещё оказалось, что все здешние весёлые и смышлёные ребятишки считаются умственно отсталыми, олигофренами, и что взрослые убеждены, что все эти дети рождены, чтобы стать малярами, рабочими и швеями. Мне всё сильнее хотелось в этом разобраться. Почему никто не замечает эти странности, и почему никто с этим ничего не делает?
Фильм мы снимали год и столько же монтировали, перемонтировали, переписывали, красили. Мы видели, как взрослеют наши герои, превращаясь из мальчишек и девчонок в парней и девушек, как меняются времена года за забором интерната.
Елена Погребижская: «Я со всеми человек не очень лёгкий в общении. Музыкой сейчас не занимаюсь, потому что снимаю фильмы».
Я снимаю трилогию о сиротах, поэтому, когда первый фильм был готов, мы, все участники проекта, договорились кино никому не показывать и не вывешивать в Интернет. Потому что если бы фильм увидели работники интернатов, они могли передать друг другу по сарафанному радио, что, мол, есть съёмочная группа, которая вот такое вот снимает, мол, не пущать, двери закрыть и т.д. Так что был велик риск, что после обнародования первого фильма можно уже было забыть про съемки второго и третьего.
Среди тех, кто согласился финансировать мою идею, был благотворительный фонд. В фонде очень гордились нашим фильмом, поэтому всё же раздавали диски на своих благотворительных вечерах. И вот на одном таком вечере диск дали Чулпан Хаматовой. И в свободный час Чулпан его посмотрела. И почувствовала сильное желание что-то немедленно предпринять. Но сначала сказала себе, что у неё у самой есть своё большое хорошее дело, и что она себе давала слово не включаться больше в другие. И всё-таки она не удержалась. Чулпан позвонила в Белый дом и попросила связать её с вице-премьером, отвечающим за сирот, Ольгой Голодец.
- Ольга Юрьевна, - сказала она, - я Вас ни о чём не просила, а сейчас прошу. Посмотрите этот фильм.
И отправила диск с фильмом в Дом правительства. И вице-премьер включила кино и села смотреть. Это было в четверг. В понедельник мне позвонил директор интерната. Звонок меня удивил. Надо понимать, что уже больше года мы с ним не разговаривали.
- Ну, спасибо,- сказал он.
- В каком смысле?- говорю.
- Посмотрел твой фильм. Интересный.
- Как посмотрели? Где?
- Начальство моё мне передало.
Потом директор ещё сказал пару неприятных предложений, но, как опытный человек, мата в речи не допускал.
Так, думаю, надо же мне узнать, что с фильмом происходит.
В приёмной у Ольги Голодец большой телевизор.
- Вот там сядете,- сказала она министрам,- и кино посмотрите в обязательном порядке. Или закачайте в айпэды, я проверю.
Думаю, до этого дело всё же не дошло. Вице-премьер Ольга Юрьевна чем-то напоминала моего проректора и вообще, на мой взгляд, больше походила на научного работника, чем на чиновника.
- Это средневековье,- сказала она. - Это средневековье - отправлять детей в наказание в психиатрические больницы. Так не должно быть.
В её голосе звучало явное возмущение. Мы с ребятами из благотворительного фонда, с которыми пришли в Белый дом, переглянулись. В наших взглядах был один и тот же вопрос: неужели она об этом не знала?
- И ещё нужно отделить педагогическую запущенность от психиатрических диагнозов,- продолжала Голодец. - Вот Сашка же какой толковый мальчик! (главный герой фильма, – «МК»). У него же явно просто отставание, он же сам говорит в фильме, что мать пила и им не занималась.
- Ещё,- решительно сказала вице-премьер,- очень нужно привлечь молодых, недеформированных системой специалистов, к работе с детьми. Кстати, я туда поеду в субботу.
- Куда?- говорю.
- В ваш интернат…
Дети из интерната лихорадочно звонили волонтёрам и мне. После того как в Доме правительства посмотрели кино, интернат замучили комиссии, воспитатели у детей отобрали дорогие подарки, косметику. Некоторые модные, дарёные волонтёрами вещи почему-то вообще сожгли. По два раза в день дети драят коридоры. По разрозненным донесениям кажется, что в интернате наводят стерильную чистоту и ликвидируют все вольности, занесённые, как вирус, спонсорами. И ходят упорные слухи, что интернат закроют, а директора уволят. Понятно, что внутри интерната это кажется катастрофой.
- Что это за тварь нам устроила? - говорил мне в трубку Лёха, пацан из интерната, явно намекая на меня.
- Лёх, ты что, серьёзно считаешь, что я могу мановением руки присылать вам комиссии и давать распоряжения отбирать у вас компьютеры?
- А из-за чего же тогда нам все запретили?
- А вот это я, Алексей, вообще не знаю.
- Слушай, но ты все-таки сюда не приезжай,- переходя на шёпот, продышал Лёха. - Тут нам воспитатели говорят, что вы сняли фильм про то, какие дети плохие, и из-за этого нас всех мучают.
- Это неправда, Лёх.
- Да я знаю. А другие верят.
Вывод из всего вышесказанного: я пока не понимаю, хорошо или плохо то, что фильм угодил прямиком в правительство. С одной стороны, наше послание попало прямо к тем, кто действительно способен изменить ситуацию. При этом моя команда считает, что чиновники могут разбираться с задачей только привычно по-чиновничьи, зачистить территорию в отдельном интернате, отчитаться об этом как о конечном результате, и как будто не было проблемы в стране.
Со своей стороны, вице-премьер Голодец говорит, что их всегда подозревают в кознях, и досужие критики только рады даже за что-то хорошее кинуть камень. А они, мол, в правительстве тоже хотят реформ.
Фильм «Мама, я убью тебя» уже влияет на всех, кто его видел.
Он о том, как именно живут в детских домах дети. Кто им помогает? Как они живут, когда их усыновят, а потом вернут? В кого они вырастают? Почему там так всё устроено, а не иначе? И другие ли они, чем мы?
Это кино про детей, которым нужна любовь. И я верю, что чем больше людей увидят фильм, тем выше шанс, что их жизнь изменится, их нельзя будет так же легко записывать в олигофрены и наказывать психушками. Их и ещё несколько сотен тысяч таких же детей, у которых вместо родителей - государство.
Премьера и дискуссия
Российская презентация фильма «Мама, я убью тебя» состоялась 22 мая в ММПЦ РИА «Новости». После показа состоялась дискуссия «Узники интернатов: должны ли дети нести наказание за асоциальность своих родителей?», в которой приняли участие эксперты от благотворительного сектора, волонтёры и чиновники, специализирующиеся на вопросах социального сиротства. Всем героям картины - воспитанникам Колычевской специальной школы-интерната для детей сирот и детей, оставшихся без попечения родителей с ограниченными возможностями здоровья, поставлен один диагноз — «олигофрения в степени дебильности». Это решение выносится психолого-медико-педагогической комиссией (ПМПК). И, как правило, диагноз не пересматривается в дальнейшем.
Новая версия закона об образовании корректирует работу ПМПК. Проект положения о ПМПК размещён на сайте министерства образования, и до конца мая он доступен для экспертизы. Новое положение о комиссии, определяющей судьбы детей, сейчас находится в министерстве юстиции на утверждении. Законодательная новелла в том, что динамика развития ребёнка обязательно должна отслеживаться. Комиссия определяет специальные условия для образования, которые позволят ребёнку быть успешным. Основная задача специалистов такой комиссии — определение зоны развития ребёнка. Но ответственности за неправильный диагноз законодательством не предусмотрено. Реальная практика такова, как сказали участники дискуссии, что диагнозы усыновлённых детей, поставленные комиссией, снимаются в 99% случаев. По словам Елены Погребижской, каждому второму из социальных сирот в Москве был поставлен диагноз олигофрения, и далее следовало направление в коррекционный интернат, поэтому эта статистика не может быть реальной. Кроме того, в этой системе нет мотивации устройства детей в семьи. За всю историю Колычевского интерната в семью был устроен один ребёнок, но и его вернули назад. Участники дискуссии сошлись на мнении, что система работы с детьми-сиротами должна быть серьёзно реформирована.
Продолжение следует?
Скрытой камерой фильма снимали только в психушке. В интернате - легально и открыто, так как никто из руководства не видел ничего такого в жизни и обиходе собственного заведения, что бы не вписывалось во вполне благополучную картину. «Мама, я убью тебя» - это первая часть документальной трилогии. В монтаже сейчас находится второй фильм об усыновлении. Сейчас Елена снимает третью часть – о выпускниках интерната.
«У меня есть ожидание, что система содержания социальных сирот будет реформирована. Какая она есть сейчас - это минус пятьдесят лет назад, а наказание психушками – вообще средневековье. Это должно быть отменено и немедленно», - прозвучало в завершение нашего телефонного разговора.